В «Лефортове», заселенном мэрами, губернаторами, генералами, профессорами, министрами, банкирами, блогерами и — с недавнего времени — журналистами, Фургал уже полтора года. ЛДПР, от которого он когда-то избирался в Думу, в его биографии осталась лишь упоминанием. Партия его, во всяком случае, публично не поддерживает. А чего? «Единая Россия» (многие обитатели «Лефортова» когда-то состояли в ней) своих забывает, что уж говорить про ЛДПР.
Перспективы? Догадаться нетрудно. Последнюю — самую убойную и ныне популярную статью УК, 210-ю, про организованное преступное сообщество, — словно запасной вагон к обвинению прицепили к Фургалу в самом конце, после завершения следствия. А еще в конце предъявили «экономику» — 159-ю («Мошенничество»). Это к имеющимся эпизодам в организации в начале 2000-х двух убийств и одного покушения на убийство.
Фургалу грозит до 25 лет. Вину не признает. Скоро суд, который, по всей видимости, пройдет без публики и СМИ. Он выбрал суд присяжных. Несмотря на то что инкриминируемые преступления происходили в Хабаровске, процесс по ходатайству Генпрокуратуры пройдет в Люберецком районном суде Московской области. Прокуроры заявляли, что суд в Хабаровске будет «препятствовать объективному рассмотрению» дела из-за «обширного круга связей у Фургала». Ведь его задержание и арест, напомнили в ведомстве, «сопровождались общественным волнением региона, который он возглавлял». Сам экс-губернатор против рассмотрения дела в Люберцах. «Не сможем мы сегодня в Московской области создать условия, чтобы суд прошел беспристрастно», — говорил он на заседании Верховного суда.
Через адвокатов «Новая» передала бывшему губернатору Хабаровского края наши вопросы.
— Губернатором вы успели поработать два года. Последние полтора года находитесь в СИЗО «Лефортово». Какими были первые мысли, когда перешагнули порог камеры?
— Я пытался понять, что произошло. Меня по дороге на работу остановил вооруженный спецназ. Показательно вытащили из машины, надели наручники, затолкали в тонированный микроавтобус и увезли в аэропорт. Сразу самолетом в Москву. В столице единственное, что мне сказали встречающие: «Ну зачем вы пошли в губернаторы?!» Меня привезли в Басманный суд и на закрытом заседании, вообще ничего не объясняя и не слушая меня, перевели в СИЗО «Лефортово». Посадили в одноместную камеру, где не было ни газет, ни телевизора. Не давали звонков, не передавали весточек с воли. До 21 июля я просто сидел в информационном вакууме. Прям как в кино «Узник замка Иф».
Было ощущение какого-то розыгрыша, чего-то нереального. Мозг отказывался принимать, что это может произойти со мной. Я не верил до этого, что так бывает.
— Бывает. А что оказалось самым тяжелым за эти полтора года?
— Принять и понять случившееся. У меня в голове постоянно крутился вопрос: «Зачем я здесь сижу, что происходит в конечном итоге?» Меня просто взяли, посадили и сказали: ты виноват без права апелляции.
— Расскажите о себе: семья, воспитание, что оканчивали, кем работали, как пришли в бизнес и зачем потом — в политику?
— Родился я в селе Поярково Амурской области в 1970 году в многодетной семье. Был десятым ребенком. Родители простые люди, труженики. Мать занималась хозяйством и воспитанием детей, а отец, участник войны, всю жизнь работал водителем на грузовике. Развозил запчасти для сельскохозяйственной техники по всей Амурской области. Про отца и мать могу говорить только в восторженной интонации, уж простите за пафос. Они были очень хорошие, честные и порядочные люди. Их главная цель — нас, ораву, прокормить, одеть, обуть, выучить и выпустить в жизнь. Воспитание у меня было соответствующее. С детства запомнил, родители настраивали: надо много работать, чтобы что-то собой представлять в жизни. А чтобы что-то собой представлять, надо хорошо учиться в школе, получить высшее образование и «стать человеком» (именно так раньше говорили). Не случайно из 10 детей в нашей семье шестеро в итоге получили высшее образование. Для простой рабочей семьи это, конечно, подвиг. И этот подвиг совершили наши родители.
В школу я, кстати, пошел рано — в шесть лет. Мечты в детстве были самые обычные, как у всех. Летчиком хотел стать, когда подрос — адвокатом. Но в итоге выбрал специальность врача. В 16 лет уже поступил в Благовещенский государственный медицинский институт. Работать начал на третьем курсе — по ночам медбратом в больнице. А после 4-го курса устроился фельдшером на скорую. Тоже дежурство по ночам и в выходные. Затем работал врачом-интерном, потом терапевтом, потом стал врачом-неврологом. Работал в родном Пояркове.
А потом пришли 90-е.
К 1998 году уже стало совсем невмоготу работать в Пояркове. Зарплату врачам не платили. Шла деградация всего, и медицины в том числе.
Мне не было и 30-ти. Конечно, хотелось развиваться, обеспечивать семью, поэтому решил: пойду на корабль-краболов. Тогда там можно было неплохо заработать. Думал, приду с путины, куплю квартиру (тогда мечтал во Владивостоке) и снова пойду работать врачом. Но пока готовились документы на корабль, я решил подзаработать и пошел в порт простым приемщиком лома. График — сутки через двое. Там меня заметил хозяин компании и предложил попробовать поработать начальником участка приема лома черных металлов в селе Камень-Рыболов. В случае если справлюсь, то зарплата 1000 долларов и выше. Для меня это были огромные деньги. Справился. В 2001 году хозяин приемки Николай Мистрюков предложил мне стать генеральным директором филиала приморской компании «Проксима» в Хабаровске. Я согласился, так началась моя жизнь в Хабаровском крае. Компания развивалась неплохо, но, конечно же, в то время это был малый бизнес.
В 2005 году мне предложили вступить в ЛДПР и баллотироваться в депутаты краевой думы. Если честно, к тому моменту работать с металлом мне надоело, хотелось чего-то настоящего, а здесь — купил, обработал, продал… В итоге стал пробовать себя в политике. Зачем? Сложно сказать. Хотел улучшить эту жизнь. Высокопарно, но это так.
В 2005-м меня избрали депутатом краевой думы Хабаровского края. И тогда же мне поступило предложение возглавить Главгосэкспертизу проектов МЧС по Дальневосточному федеральному округу.
Спустя два года я уже баллотировался в Госдуму и, к удивлению многих, прошел. Это было впервые в истории, чтобы депутат от Хабаровского края от ЛДПР прошел в Госдуму. Вообще много чего происходило тогда со мной впервые. В тот период понял, что мне не хватает знаний. Поступил в Академию госслужбы при президенте по направлению «Государственное и региональное управление». Учился очно-заочно, в течение 3,6 года, окончил, поступил в магистратуру. Магистерскую работу защищал по теме «Диспропорции развития регионов РФ на примере Дальнего Востока».
В 2011 году повторно прошел в Госдуму. А в 2016 году впервые был избран в Госдуму по одномандатному округу. Сначала занимал должность зампредседателя Комитета по делам федерации и региональной политики, затем стал заместителем председателя Комитета по здравоохранению, а после — председателем этого комитета. Ну а в 2018 году меня выдвинули кандидатом в губернаторы Хабаровского края. И, как известно, выборы я выиграл.
Может возникнуть ощущение, что за мной все эти годы кто-то стоял, но это не так. Весь мой политический путь — это удачно складывающиеся обстоятельства. Если кто и стоял за мной все эти годы, то это самые простые люди, жители региона.
— Вас обвиняют в организации в 2004–2005 годах убийств бизнесменов Евгения Зори и Олега Булатова, в покушении на предпринимателя Александра Смольского, а также в экономических преступлениях. По версии следствия, в 2004–2005 годах «сокрытием преступлений, совершенных Фургалом, занимался целый штат сотрудников городской и краевой прокуратур». Что у вас за влияние такое было, на тот момент продавца металлолома, а до этого невролога?
— Следствие считает, что с 2004 по 2005 год я создал ОПГ, подчинил себе криминалитет Хабаровского края, вовлек силовые структуры, прокуратуру и совершал преступления. И этот бред я слышу полтора года. На закрытых судах по продлению стражи постоянно задаю один и тот же вопрос: «Скажите, как я это сделал? Предъявите хоть одно доказательство». В ответ мне говорят (цитирую следователя): «Уважайте суд. У следствия есть все доказательства вашей вины. Дело сложное и секретное. В интересах сохранения тайны мы не можем озвучивать доказательства. Они есть в материалах уголовного дела, и когда будет ознакомление с делом, вы все увидите».
На сегодняшний день я закончил ознакомление с делом: в нем нет ни одного доказательства моей вины. Наоборот — все кричит о грубом заказе.
На второй день моего ареста мне сказали: «Или вы возьмете на себя часть обвинений по убийствам, или мы вам добавим экономику и ОПС». И точно — на следующий день после окончания ознакомления мне сообщили, что на меня возбудили уголовное дело по 210-й статье УК — будто я, будучи губернатором, «организовал преступное сообщество» и препятствовал в захвате завода «Амурсталь» (материнская компания — ООО «Торэкс-Хабаровск». — Ред.).
СПРАВКА «НОВОЙ»:
«Амурсталь» — производитель стали из Комсомольска-на-Амуре. По данным СПАРК, 75% предприятия принадлежат московскому АО «Армада». Владельцем еще 25% указана бывшая жена Фургала Лариса Стародубова, но ее доля находится в обременении по договору залога, залогодержателем выступает «Армада». Такая же доля принадлежала бывшему деловому партнеру Фургала — Николаю Мистрюкову, арестованному в 2019 году по тем же эпизодам обвинения, по которым сегодня сидит Фургал. Мистрюков заключил сделку со следствием. 50% компании, согласно СПАРК, владеет Павел Бальский, имеющий гражданство Германии. Ему же свои 25%, находясь в «Лефортове», продал Мистрюков. В итоге Бальский фактически стал владеть 100% долей в «Амурстали». Фургал неоднократно заявлял, что «одной из важных причин» его преследования стала смена собственников на этом заводе.
Сейчас завод захвачен, его активно готовят к банкротству и перепродаже китайцам. Меня обвиняют в том, что я препятствовал олигархам из центра растаскивать имущество Хабаровского края. Это что-то нереальное. Все, у меня больше нет слов.
— Кто, на ваш взгляд, стоит за вашей посадкой?
— Фамилии называть не буду, но я их, конечно, знаю. Главная причина моей посадки — это жадность и страх тех людей, которые привыкли жить в определенной парадигме. Они не поняли, что нужно жить по-другому, что люди тоже что-то значат. Но они не хотят признавать истину, что нам и нашим детям жить здесь. Мне лично хочется жить в нормальной стране, где руководители регионов поставлены не для того, чтобы грабить, а наоборот — защищать людей. Наивно, но вот я такой.
— Ваш арест, арест губернатора, который выиграл выборы у единоросса, вызвал долгосрочные акции протеста в Хабаровске. Такого не было до этого ни с одним другим арестованным губернатором или мэром. Как вы сами все это оцениваете?
— Выборы губернатора, когда народ действительно проголосовал за того, за кого хотел, несмотря на давление сверху, — такие выборы были впервые. Впервые появился политик, открытый для людей. Губернатор, который стал на защиту именно интересов края, впервые на деле, а не на словах, показал, что можно и нужно изменять жизнь к лучшему, изменяться самому и вместе с народом. Я на личном примере показал, что можно управлять регионом без воровства, схем, откатов, взяток. Все банально: работала система, и тут появился тот, кто в эту систему, ее схемы не вписывался. Убрать цивилизованным путем через выборы меня не получилось, поэтому решили через тюрьму и уголовные дела по тяжелым статьям. Ну и чтобы другим неповадно было. Результат: человек (то есть я) больше не мешает.
Хабаровский край большой по территории, но все друг друга знают, и когда населению по телевизору сказали, что губернатор, оказывается, был криминальным авторитетом в 2004–2005 годах, занимался убийствами, никто не поверил. Кто являлся истинным криминалитетом в крае в эти годы, все прекрасно знают. Люди поняли истинную причину моей посадки, и, конечно же, им не понравилось, как цинично и нагло устранили человека, которого они реально выбирали.
— Члены ОНК неоднократно сообщали, что с самого первого дня вам не передают письма, в том числе от родных. И ваши письма никому не отправляют. На сегодняшний день вы такой в «Лефортове», к сожалению, не один. Лишение связи с внешним миром — варварская практика, цели которой очевидны, — здесь стала устоявшейся. Администрация ссылается на следствие, а следствие формально утверждает, что якобы посредством переписки арестанты могут передать на волю секреты. Какие секреты вы можете передать родным?
— Я сам не понимаю, в чем тайна? Я что, обвиняюсь в шпионаже? Ситуация очень простая: заказной характер уголовного дела обществу виден сразу, поэтому любую связь обвиняемого/подозреваемого с волей (родными, друзьями), любую связь адвокатов с журналистами нужно оборвать. Мне ограничили любую возможность получения и передачи информации, а с адвокатов взяли подписку о неразглашении данных предварительного следствия. Ну и, конечно, все это время в головы обычных людей официальные государственные СМИ закачивают информацию, что Фургал — преступник. А ты в ответ ничего сказать не можешь. Ну нет у тебя возможности, следовательно, ты молчишь, а значит, в понимании некоторых что-то скрываешь.
И да ладно. Сейчас следствие закончилось, и я надеюсь, что мне будут письма передавать. Так что я жду корреспонденцию.
— За время, что вы в тюрьме, вам разрешали звонки родным?
— За все время только три звонка — сыновьям. Два — младшему, Кириллу, и один старшему — Антону.
— Как переживается разлука с близкими?
— Для меня это очень личное. Да и система так устроена, что у человека в тюрьме всегда находят слабые места и бьют по ним. Они это умеют, профессионалы… Так что не буду давать им повода.
— Скоро у вас суд по существу. Чем он закончится, есть уже понимание?
— Если суд будет хоть чуть-чуть объективным, то, конечно, меня не за что будет осудить. Ну представьте: убрали губернатора, захватили завод, разорили предприятия края, посадили еще 12 человек в СИЗО. И ради чего? Чтобы гражданин Германии Павел Бальский получил несколько миллиардов и благополучно уехал к себе на родину? Те, кто это все затеял и провернул, наверное, не хотят отвечать. Что ж. Я буду защищаться, надеюсь на справедливый суд.
— Насколько ощутимой ли для вас оказалась поддержка ЛДПР и его лидера? Публичных заявлений солидарности с вами от партийцев практически не звучит. Есть ли поддержка сегодня?
От редакции: Сергей Фургал зачеркнул этот вопрос, отказавшись на него отвечать.
— Вы выбрали суд присяжных? Что вы хотите им сказать?
— За полтора года я увидел, что такое современное правосудие — это когда следствие и силовики полностью контролируют процесс. Суд присяжных — для меня маленькая надежда, что будет хоть какая-то возможность показать всю абсурдность уголовных дел против меня.
— Что ваше окружение, друзья? Кто-то отвернулся за то время, что вы в тюрьме?
— Да нет. Все же все понимают. Просто сейчас мы не можем общаться. Уверен, что появилось очень много людей, которые мне симпатизируют. Поэтому пусть люди пишут мне, все равно когда-нибудь эти письма передадут. Будет интересно обменяться мнениями.
Новая Газета
Внимание! Мнение авторов может не
совпадать с мнением редакции. Авторские
материалы предлагаются читателям без
изменений и добавлений и без правки ошибок.
