«Мы дорожим своим именем, мы — не отмывочная контора!»
Офис петербургской компании «Технотерра» спрятан во дворах-колодцах на набережной Фонтанки. В небольшой приемной меня встречает целая делегация: генеральный директор фирмы Владимир Владимирович Решетов и еще несколько сотрудников. Я и не удивляюсь. Маленькая фирма устроила своего рода «крестовый поход» против гигантской государственной корпорации «Росатом» (чем не Давид против Голиафа?) — поэтому к встрече с журналистом здесь подготовились основательно.
— Мы — проектно-изыскательная компания, — неторопливо начинает Владимир Решетов, показывая различные разрешения и лицензии. — Больше 20 лет на рынке строительных изысканий. Бурим наблюдательные скважины, наблюдаем за уровнем грунтовых вод, за загрязнением почв и атмосферы. На полигоне «Красный Бор» работаем еще с 90-х «под разными флагами» и по заданию руководства объекта, и по заданию властей Ленинградской области, и по заданию Хельсинкской комиссии по защите Балтийского моря.
«Красный Бор» — полигон под Санкт-Петербургом, площадь — почти 70 гектаров. На территории содержится два миллиона тонн высокотоксичных отходов, объект закрыт еще в 2014 году. Весной 2020 года стало известно, что его наконец-то собираются рекультивировать.
После этого, по словам Решетова, на объекте появились сразу две дочерние компании «Росатома». Единственным оператором и исполнителем работ стало ФГУП «Федеральный экологический оператор» (ФЭО). Кроме него полигоном занималась еще одна «дочка» атомного гиганта — АО «Русатом Гринвей».
— Сначала в «Гринвее» увидели наш послужной список, — объясняет Решетов. — Они сами вышли на нас и предложили работу. Мы согласились — у нас был большой опыт работы именно с «Красным Бором», это наш профиль и наша компетенция. Мы заключили с «Гринвеем» соглашение о консорциуме — по сути, обычное товарищество: две компании договорились, что будут вместе выполнять какую-то работу.
Решетов утверждает, что его компания согласилась провести изыскательные работы на полигоне в рамках проектной части рекультивации «на свой страх и риск», после того как об этом попросило руководство «Гринвея». Скоро, пообещали Решетову, будет размещен государственный контракт на проектную часть рекультивации «Красного Бора», тогда, мол, и разберемся с оплатой. Летом 2020 года началась полевая часть работ — специалисты «Технотерры» в течение двух месяцев приезжали на территорию «Красного Бора» и проводили различные замеры и анализы. Решетов достает из папки производственные графики и фотографии.
— Мы работали на объекте по заданию «Гринвея», под патронажем ФЭО и дирекции полигона. «Красный Бор» — режимный объект, туда можно только по пропускам, под забором там не пролезть. В ФЭО на нас выписывали заявки, по ним руководство полигона делало нам пропуска. Мы ежедневно отчитывались о ходе полевых работ, присылали фотографии на электронную почту ФЭО и «Гринвею». Это же не фотошоп! — начинает заводиться Владимир Решетов, перебирая снимки. — Вот геодезисты наши работают, вот стоянка внутри полигона. Вот промеры мы делаем. Вот наши геофизики: мы нашли там сложный рельеф глин. Вот гидрологи изучают магистральный канал. Там трудились десятки наших специалистов.
В конце августа, по словам Решетова, «Технотерра» получила смету на проектную часть работ от «Гринвея».
— Нам написали, что для обоснования конкурсных процедур нужно согласовать смету на 1,3 миллиарда. Спросили: вы готовы быть исполнителем на эту сумму? Я ответил, что нет, потому что там большая часть работ не наша, — хмурится руководитель «Технотерры». — Мы дорожим своим именем, мы — не отмывочная контора! Наша работа стоила гораздо дешевле — 10 миллионов, может быть, 20. На остальное мы не претендуем. Сразу стало понятно, что это дурнопахнущая история!
К этому моменту, рассказывает Решетов, «Технотерра» практически завершила первую часть своего задания и готовилась ко второй — после двух месяцев полевых работ все собранные анализы и замеры нужно было отправить в лабораторию.
— Нам в итоге в какой-то момент просто закрыли пропуска. Никаких претензий до этого к нашей работе не было, вообще ни одного замечания. Мы написали письмо в «Гринвей»: объясните, что произошло. С той стороны «буря эмоций»: мол, зачем вы нам пишете письма, теперь все узнают, что мы с вами работали. Мы отвечаем: а как же соглашение о консорциуме? И они нам присылают письмо о расторжении этого соглашения, — Решетов показывает письмо от «Гринвея» и следом протягивает еще один документ. — Мы написали еще одно письмо, непосредственно исполнителю работ по «Красному Бору», компании ФЭО. Там нам ответили, что они никаких контрактов с «Технотеррой» не заключали, компенсации не будет, «со всеми претензиями идите в «Гринвей».
Решетов утверждает, что после этого принял решение прекратить сотрудничество с обеими структурами «Росатома» и «не стал тратиться на лабораторию». Тем не менее, по словам директора «Технотерры», все результаты работ все-таки были отправлены на почту «Гринвея». После этого — ни ответа, ни привета.
«Это какая-то космическая, запредельная цена»
После закрытия на прием отходов в 2014 году полигон «Красный Бор» несколько лет ждал рекультивации, у петербургских властей денег на такой масштабный проект не было. В начале 2020-го эту ответственную миссию принял на себя федеральный центр, которому власти Ленинградской области (наверняка не без вздоха облегчения) передали объект. Сразу после этого премьер-министр России Михаил Мишустин назначил исполнителем работ ФГУП «РосРАО», буквально через пару месяцев переименованное во ФГУП «Федеральный экологический оператор».
Казалось бы, «Красный Бор» попал в надежные руки большой государственной корпорации. Позже выяснилось, что и у некоторых активистов и экологов есть несколько другие характеристики для этих «надежных рук».
— Предприятие «РосРАО» существует достаточно давно (с 2008 года, создано на базе ленинградского спецкомбината «Радон», который был передан в управление «Росатома». — Примеч. Daily Storm), — рассказывает мне руководитель общественной организации «Зеленый фонд» и одноименного СМИ Олег Иванов. — Раньше оно специализировалось на утилизации и переработке радиоактивных отходов, то есть обслуживало непосредственно «Росатом».
Иванов рассказывает, что «в какой-то момент кому-то из корпорации пришла в голову идея: почему бы не попросить правительство дать «РосРАО» возможность заниматься еще и особо опасными отходами I и II классов опасности» (I класс — чрезвычайные отходы, уровень вреда определяется как очень высокий, их накопление может привести к непоправимому вреду окружающей среде; II класс — высокоопасные отходы, после рекультивации полигона восстановление экосистемы может продлиться 30 лет). Когда корпорации дали зеленый свет, «РосРАО» и переименовали в ФЭО. В июле дирекция полигона «Красный Бор» и «дочка» «Росатома» заключили контракт на внушительную сумму.
— Деньги на рекультивацию «Красного Бора» поступили из федерального бюджета после постановления правительства в феврале 2020 года. Тогда мы и узнали, что только проектная часть будет стоить порядка 1,5 миллиарда рублей, — говорит Олег Иванов. — Мы знакомы с ценами по рынку ликвидации накопленного вреда окружающей среде. Это какая-то космическая, запредельная цена. Мы запросили информацию у дирекции «Красного Бора», чем обосновывается цена в 1,5 миллиарда на проектные работы. Дирекция нам сообщила, что этот пакет документов разрабатывался под грифом «для служебного пользования». А у ФЭО после такого же вопроса оказалась другая легенда, что эта информация не входит в сферу их полномочий. Но тогда откуда взялась эта сумма? Не с потолка же.
Олег Иванов обратился в ФАС и федеральное казначейство. Он попросил проверить «подозрительные передвижения бюджетных средств». Оба ведомства, по словам Иванова, сначала перекидывали обращения друг другу и в итоге до сих пор не смогли определиться, стоит ли начинать проверку.
— Там везде отписки, что рассматривать эти вопросы будет кто-то, но не мы. Как мы предполагаем, все боятся, никто не хочет воевать со структурами «Росатома». У корпорации сильный административный ресурс, и все понимают, что даже если что-то где-то необоснованно, конфликт может стоить должности.
В итоге подрядчиком по проектной части на 1,3 миллиарда рублей (еще около 150 миллионов рублей, предполагает Иванов, остались «в резерве») стала компания «Геотехпроект» из красноярского холдинга «Техполимер». Владимир Решетов, к слову, заметил, что эта сумма очень похожа на ту, что была указана в смете, которую ему прислали из «Русатом Гринвей».
Олег Иванов считает, что такую модель работы нельзя назвать прозрачной.
— Если все отдали «Росатому», пусть «Росатом» сам и занимается. Нанимает сотрудников, создает проектные институты, чтобы все это имело государственный статус и финансировалось по всем правилам. А здесь мы видим некую ширму, и за этой ширмой деньги распределяются по конкретным коммерческим фирмам», — рассуждает Иванов. — К тому же ФЭО, за которым мы так пристально следим, уже был уличен, скажем так, в легкомыслии и самонадеянности по истории с челябинской свалкой, например, или «Усольехимпромом».
«А теперь представьте, что подобные промахи будут допущены и в “Красном Боре”»!
В 2019 году в России стартовал национальный проект «Экология». Его суть — силами федерального бюджета (регионы берут на себя часть расходов, но меньшую. — Примеч. Daily Storm) справиться с самыми проблемными свалками и полигонами страны. Одним из первых объектов, попавших в программу, была челябинская городская свалка, которая принимала отходы с 1949 года. Оператором стала «дочка» «Росатома» — «РосРао», которую через год переименуют в ФЭО.
— Наша основная претензия к ФЭО: по нашему мнению, компания слишком легкомысленно относится к ликвидации накопленного вреда, — продолжает рассказ Олег Иванов. — Впервые мы столкнулись с этим, когда поехали на общественные слушания по проекту челябинской свалки. Там была представлена документация для ознакомления, два тома по 300 страниц. В одном из томов было 100 страниц пустого текста. Просто чистые листы. Видимо, распечатали и даже не посмотрели, что распечатали. Были какие-то элементы копипаста. Например, в оценке воздействия (работ по рекультивации) на животный мир фигурировала Красная книга Иркутской области. Какое отношение она имеет к Челябинской области — непонятно. Точнее понятно, что где-то когда-то делали другой проект и скопировали текст. Да, это ошибки, которые можно назвать техническими, но когда компания выходит на общественные слушания, все должно быть серьезно.
Олег Иванов подчеркивает, в 2018 году, когда вопрос о рекультивации челябинской свалки только обсуждался, стоимость всех работ оценивалась в один миллиард рублей.
— Изначально губернатор Дубровский, ныне объявленный во всякие розыски, назвал такую цифру. Но когда дело дошло до единственного исполнителя — «РосРао» — стоимость значительно выросла (до 3,6 миллиарда рублей. — Примеч. Daily Storm). Я не думаю, что это изначально ошиблись в расчетах. При этом тому же Дубровскому всегда приписывали серьезные финансовые аппетиты. У «РосРао» они оказались еще больше. В итоге там все работы и по проектированию, и по закупке материалов были переданы все той же группе компаний «Техполимер» из Красноярска. То есть снова «РосРао» выступала в качестве ширмы.
Еще один проблемный объект, рекультивацию которого «взяло на себя ФЭО», — «Усольехимпром», один из крупнейших химических заводов Сибири, находящийся на территории Усолье-Сибирское в Иркутской области.
Это было крупнейшее химическое предприятие России за Уралом. В советское время завод выпускал разные химические вещества, в том числе для оборонки. В современной России предприятие потихоньку загибалось, пока не закрылось в 2010 году. Через семь лет «Усольехимпром» был признан банкротом. После этого власти города даже ввели режим ЧС: жители принялись растаскивать имущество химического гиганта. Неизвестные перевернули цистерну с хлористым химикатом, пытаясь распилить ее на металл. Произошла утечка.
После этого скандала глава Росприроднадзора Светлана Радионова назвала «Усольехимпром» «экологическим Чернобылем». На ситуацию обратил внимание даже Владимир Путин, он назвал ее «замалчиванием экологических проблем» и направил на охрану объекта войска химической защиты. В 2020 году единственным исполнителем работ по ликвидации накопленного вреда в Усолье-Сибирском был назначен «Федеральный экологический оператор».
Олег Иванов рассказывает, что уже после того, как «Усольехимпром» отдали ФЭО, оператору нужно было провести перетаривание (переливание) особо опасных отходов из аварийных емкостей в безопасные. ФЭО привлек на этот подряд компанию «НИИТОНХиБТ» из Саратова, но, как выяснилось, у нее не было лицензии на такие работы.
— Это же особо опасные работы I и II классов! Конечно, тут нужна лицензия! — возмущается Иванов. — Там ведь уже была утечка из аварийной емкости с выбросом токсичных веществ в воздух. А теперь представьте, что подобные промахи будут допущены и в «Красном Боре»!
«Зеленый фонд» в очередной раз пожаловался на ФЭО, на этот раз в Байкальскую природоохранную прокуратуру. Там, впрочем, ответили, что ФЭО был не обязан определять класс опасности перетариваемых веществ.
Директор компании «Технотерра» Владимир Решетов тоже вспомнил историю, связанную с «Усольехимпромом».
— По «Усольехимпрому» меня Максим Корольков (первый заместитель генерального директора ФЭО) просил: отправь туда специалиста, будем совместно работать. Наш сотрудник туда летал вместе с сотрудником Королькова. Потом нам сказали: если вы там все посмотрели, присылайте нам результаты. Мы выслали — и тишина. Я за свой счет туда сюда слетал, наивно полагая, что Максим Владимирович представляет серьезную организацию…
Решетов уточнил: после того как его компании закрыли пропуска на полигон «Красный Бор», совместная работа по ликвидации накопленного вреда на заводе в Усолье-Сибирском тоже закончилась. Директор «Технотерры» несколько раз писал Максиму Королькову СМС, но внятного ответа так и не дождался.
«У государства коммерческой тайны быть не может. Чья тогда это тайна?»
ФГУП «ФЭО», проработав всего год в статусе федерального оператора по обращению с промышленными отходами I и II классов опасности, собрало немало нареканий со стороны профессионального сообщества. Например, экс-замглавы Росприроднадзора Олег Митволь тоже публично призывал надзорные органы обратить внимание на «дочку» «Росатома», после того как ознакомился с жалобами главы «Зеленого фонда» Олега Иванова.
— Действительно, в данной ситуации все вопросы заявителя показывают то, что они глубоко в теме, знают ситуацию изнутри. К сожалению, мне удивительно, что «Росатом» не смог организовать работу по такому важному поручению президента, которое находится под его контролем. Заявитель, судя по всему, хочет добиться ареста руководства «дочки» «Росатома», — изложил свою позицию Митволь. — Возникает вопрос, что будет с этой «дочкой» «Росатома» дальше, как и с деньгами, которые были уже потрачены [из бюджета], это же несколько миллиардов рублей».
Руководитель российского отделения Гринписа Иван Блоков тоже внимательно наблюдает, как работает ФЭО на разных свалках и полигонах России.
— Если говорить про «Красный Бор», я почему-то не увидел общественного обсуждения (проекта ликвидации накопленного вреда), — удивляется эколог. — У меня есть ощущение, что у ФЭО нет и технических решений. Я думаю, они просто пытаются показать, что они могут выполнить эту задачу. Это не очень хорошее слово, но это [рынок ликвидации] очень лакомый кусочек. И монополист будет на нем получать очень большую прибыль.
— А должна ли вообще организация, которой, грубо говоря, дали карт-бланш на все самые сложные экологические объекты в стране, отчитываться перед общественниками? — уточняю я.
— Стоимость работ должна быть понятна не только общественникам или экологам, — рассуждает Блоков. — Простым гражданам России — тоже. Я представить себе не могу, по каким причинам можно закрыть такую информацию! У государства коммерческой тайны быть не может. Чья тогда это тайна? В чем она? В технологии? В стоимости? Я не вижу ничего, кроме попытки скрыть какие-то вещи, связанные с не совсем эффективным расходом бюджетных денег.
— Давайте я попробую заступиться за ФЭО. Допустим, это учреждение действительно передает все работы на субподряд. Ну и что, вдруг это отличные компании с техникой, оборудованием и лицензией? Что в этом плохого?
— А у меня встречный вопрос: зачем вообще нужен посредник? Пожалуйста, если есть какая-то частная компания, у которой есть все компетенции, и она умеет работать, пусть работает. Я не знаю ни одного случая в области охраны окружающей среды, когда посредник был бы полезен, — отвечает Иван Блоков, и мне нечем ему возразить.
Пресс-служба ФЭО согласилась прокомментировать ситуацию с «Технотеррой», уточнив, что это «общая позиция с «Росатомом». В компании пояснили (письмо есть в распоряжении редакции), что «привлекали субподрядчиков и соисполнителей, опираясь на их опыт», и «одной из организаций, с которой проводились консультации при подготовке к началу работ, было ООО «Технотерра». При этом, уточнили в учреждении, никаких договорных обязательств между «дочкой» «Росатома» и петербургской компанией не было:
«По итогам рассмотрения компетенций и опыта проектирования было принято решение не привлекать данную организацию к работам. ФГУП «ФЭО» не получало документы и не использовало результаты работы ФГУП «ФЭО» при проведении изысканий и разработке проектной документации».
Директор «Технотерры» Владимир Решетов уже написал жалобу напрямую в «Росатом». Он очень просит уточнить для читателей: дело не в потерянных деньгах — дело в справедливости.
— Это называется «кидок». Мы считаем, что правда за нами. Мы на полигоне работали в рамках соглашения с «Гринвеем», ФЭО нас контролировало, мы каждую неделю отчитывались!
— А вам не кажется, что «Росатом» примет не вашу сторону, а собственных структур? — спрашиваю я напоследок.
— Ну и что? — будто обижается Решетов — Застрелят меня? Ну тогда я хотя бы буду знать, кто заказчик моих неприятностей. Я для «Росатома» работал и на других объектах. И это точно не политика «Росатома», это частный бизнес каких-то людей.
Daily Storm
Внимание! Мнение авторов может не
совпадать с мнением редакции. Авторские
материалы предлагаются читателям без
изменений и добавлений и без правки ошибок.
