Отсутствие зажиточной прослойки прямо влияет на пассивное политическое поведение россиян, не желающих защищать свои права
Со времен Древней Греции средний класс считался основой устойчивости общества. Аристотель писал, что «государство, состоящее из средних людей, будет иметь и наилучший государственный строй», а сегодня общепринято считать, что средний класс является гарантией демократии в развитых странах. В этой связи понятен огромный интерес к недавно обнародованной работе экcпертов «Альфа-банка», посвященной анализу российского среднего класса, его размерам, уровню жизни и стереотипам поведения. Особо ценно то, что, помимо рассмотрения этих проблем на временном промежутке между 2000 и 2017 г., авторы сравнили положение среднего класса в России и в других странах, развитых и развивающихся.
То, что сегодняшняя Россия является страной бедного населения, уже стало общепринятым тезисом. Даже люди, находящиеся на вершине властной пирамиды, признают эту проблему и выносят ее в число наиболее важных в жизни страны (что, впрочем, не означает, что они всерьез собираются решать ее). По оценке авторов работы, к среднему классу в России относится 30% домохозяйств, чей доход составляет от 39 до 99 тысяч рублей в месяц. С учетом того, что средняя численность домохозяйства составляет 2,6 человека, речь идет о среднемесячном душевом доходе от 12 700 до 38 100 рублей на человека (в масштабе цен 2017 года).
Чтобы понять, насколько это мало, следует подчеркнуть, что нижний предел доходов среднего класса — о, чудеса статистики! — оказывается, даже немного ниже уровня средней российской пенсии, что позволяет относить к среднему классу одинокого пенсионера. Этот же уровень составляет 110% от медианного дохода российских домохозяйств,
т. е.
больше половины россиян имеют доход ниже этого уровня. (Медианный доход российского домохозяйства по итогам 2017 г. составлял 35 тысяч рублей).
Эта бедность среднего класса проявляется в структуре его потребления, в которой доля продуктов питания оказывается заметно выше, а доля расходов на услуги — заметно ниже, чем в странах Восточной Европы, не говоря уже о развитых странах.
Кризис 2014—2016 гг. и последующая стагнация стали тяжелым ударом по всем россиянам, уровень потребления которых снижается шестой год. Но особенно сильным он стал для среднего класса, который был вынужден существенно менять структуру своего потребления, увеличивая расходы на питание, снижая расходы на здравоохранение, образование, отдых. Это не выглядит странно, поскольку рост уровня жизни неизбежно влечет за собой стремление к повышению качества потребляемых товаров, что в России эквивалентно повышению доли импорта в структуре потребления населения.
Двукратная девальвация рубля привела к соответствующему подорожанию импорта — хотя в целом физический объем потребительского импорта в России за время последнего кризиса снизился, за счет девальвации его доля в стоимостном выражении осталась практически неизменной (около 50%).
В условиях общей бедности российский средний класс даже в «тучные годы» оказался не в состоянии создать значимые сбережения — по оценке аналитиков Credit Suisse, лишь 4% россиян имеют сбережения, размер которых эквивалентен двум годовым доходам (что с точки зрения этих аналитиков является необходимым условием для отнесения к среднему классу), — за счет которых можно было бы поддержать уровень потребления. В результате, с учетом того, что доля импорта в потребительской корзине среднего класса объективно является более высокой, неизбежная жертва — размен снижения потребления услуг в обмен на поддержание уровня питания — была очевидной.
Печальный итог последнего кризиса выглядит так: если с 2003 г. по 2014 г. медленно, но устойчиво росла доля среднего класса в России (с 34 до 37%) и его доля в совокупных доходах населения (с 42 до 48%), то с началом кризиса эта тенденция развернулась в обратную сторону: доля среднего класса к концу 2017 г. сократилась до 30%, а его доля в доходах населения — до 39%.
Удручающее (иного образа не могу найти) положение дел в России вряд ли должно кого-то удивлять. И в развитых, и (в полном смысле слова) развивающихся странах средний класс растет и богатеет в опоре на собственные силы. Кто-то верит только в себя и занимается мелким частным бизнесом, стремясь вырасти. Кто-то повышает уровень своей квалификации, добиваясь признания в той компании, где он работает, или ища работу в более перспективных секторах экономики.
Глобализация мировой экономики последовательно ведет к тому, что в экономиках наиболее развитых стран доля обрабатывающих производств снижается, а доля сферы услуг растет. В современном мире сфера услуг — это не только торговля и финансовое посредничество, но и IT-индустрия, медицина, образование, сфера досуга.
В этом смысле президент США Дональд Трамп, встряхивающий всю мировую экономику, желая поддержать отечественную промышленность и ее рабочие места, идет против исторического прогресса — если торговые балансы между странами рассматривать с учетом не только товаров, но и услуг, то окажется, что США имеют торговый профицит с большинством своих крупнейших экономических партнеров.
В этом отношении Россия явно находится на обочине прогресса. И дело даже не только в том, что после аннексии Крыма и части Донбасса введенные западные санкции практически полностью заморозили приток прямых иностранных инвестиций,
т. е.
оставили российскую экономику в стороне от глобальных процессов. Основная проблема, безусловно, состоит в том, что политика российских властей по факту направлена на то, чтобы в России консервировалась архаическая структура экономики, в которой режим наибольшего благоприятствования создается для госкомпаний, для бизнесменов, входящих в круг близких друзей президента и иных власть предержащих, для производителей и экспортеров сырья. Всем остальным приходится сталкиваться с постоянным «кошмариванием» со стороны силовиков и бесчисленных контролеров и строить такой бизнес, который требует минимальных инвестиций и не требует высокой квалификации сотрудников (торговля, строительство, транспорт…). В результате доля предпринимательских доходов в совокупных доходах российского среднего класса снизилась с 17% в 2000 г. до 9% в 2017 г.
В одном из майских указов образца 2012 года президент Путин поставил задачу — создать в России 25 миллионов высокопроизводительных рабочих мест. Если бы эта задача была выполнена, то нет сомнений в том, что все эти 25 миллионов человек (которые обеспечивают доходы для 15−20% российских домохозяйств) или пополнили бы ряды российского среднего класса, или (если они уже входили в этот слой) заметно подняли бы уровень совокупных доходов своего круга. Однако в архаичной экономике создать высокопроизводительные места крайне сложно. Хорошо понятно, что для наращивания добычи угля, а также для наращивания его перевозок по железной дороге на экспорт не нужно посылать студентов в Гарвард, Кэмбридж или Пекинский университет, не нужно добиваться регистрации и, самое главное, коммерциализации патентов, ставших результатом научных исследований, не нужно бороться с тотальной монополизацией российской экономики на всех уровнях. Поэтому максимум того, что удалось сделать, это договориться с органами статистики и подкрутить методики таким образом, чтобы можно было отчитаться перед Кремлем.
Своеобразным отчетом перед Кремлем о выполнении задачи о создании высокопроизводительных рабочих мест может стать и тот факт, что внутри российского среднего класса резко (с 10% в 2003 г. до 15% в 2017 г.) выросло число тех, кто получает свои доходы на госслужбе. Эти цифры говорят о том, что доходы госслужащих росли быстрее общих доходов населения, поэтому не стоит удивляться тому, что госсектор в России стал гораздо более привлекательным для тех, кто ищет себе работу.
Вывод, который я сделал для себя по итогам анализа этих цифр, звучит абсолютно ненаучно и очень печально: на мой взгляд, в России средний класс так и не сформировался за те 27 лет, что прошли после развала плановой советской экономики. Нет, конечно, уровень материального потребления в России заметно вырос, десятки миллионов россиян являются обладателями собственных автомобилей, миллионы ежегодно выезжают за границу на отдых. Однако сам по себе уровень потребления не может служить достаточным основанием для причисления к среднему классу.
Очевидно, что отсутствие значимых сбережений у россиян говорит о том, что модель ответственного (перед собой и своей семьей) финансового поведения в России еще не сформировалась, и, следовательно, жизненные интересы россиян являются весьма краткосрочными.
Этот вывод хорошо сочетается с пассивным политическим поведением россиян, не желающих защищать свои права будь то право на выборы, право на свободу слова, право на равенство всех перед законом, право на защиту частной собственности. Если глубина вашего горизонта планирования ограничена периодом «от получки до получки», то какое вам дело до того, что будет со страной через пять, десять или пятнадцать лет.
Хоть потоп!
Открытые медиа
Внимание! Мнение авторов может не
совпадать с мнением редакции. Авторские
материалы предлагаются читателям без
изменений и добавлений и без правки ошибок.
