Дело Изместьева сфальсифицировано-2

На минувшей неделе мы опубликовали первую часть нового расследования Игоря Королькова о деле бывшего сенатора и бизнесмена Игоря Изместьева – «Дело Изместьева сфальсифицировано». За это время в Центральном Доме журналиста в Москве состоялась пресс-конференция на тему: «Решение Европейского суда по правам человека и иные новые обстоятельства в деле Игоря Изместьева». В ней приняли участие видные юристы, общественные деятели, правозащитники, члены Совета при президенте по развитию гражданского общества и правам человека, журналисты. Участники пресс-конференции рассказали о новой правовой коллизии в деле бывшего члена Совета Федерации в связи с решением ЕСПЧ, признавшего, что при рассмотрении громкого дела государством нарушены фундаментальные основы Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, и в связи с признанием главного свидетеля обвинения в том, что следственные органы заставили его оговорить бывшего политика.

Решение ЕСПЧ является основанием для отмены приговора Изместьеву, а признание свидетеля – повод для начала процедуры по пересмотру уголовного дела в связи с появившимися новыми обстоятельствами. Однако отечественная система правосудия, к сожалению, не привыкла пересматривать уголовные дела. За это предстоит бороться. Видимо, борьба предстоит затяжная. Но — уходит время, теряют здоровье родители Изместьева, они могут не дождаться момента, когда восторжествует справедливость. И сам Изместьев, приобретший в заключении ряд неизлечимых болезней, может не выдержать суровой и длительной изоляции. Поэтому участники пресс-конференции подписали обращение к президенту России Владимиру Путину: они призывают гаранта Конституции воспользоваться своим правом помиловать Изместьева.

Сегодня мы публикуем вторую, завершающую часть расследования журналиста Игоря Королькова.

ОХОТА НА БРАТЬЕВ ВЕРЕМЕЕНКО

Анализируя покушения на себя, убийство бухгалтера Валерия Сперанского и расстрел своей гражданской жены, нотариуса Галины Перепёлкиной, бизнесмен Юрий Бушев не мог не выйти за рамки этих преступлений. Эти преступления были лишь частью чьей-то самоуверенной активности, распоряжавшейся судьбами людей легко и беспечно. Бушев искал закономерность в поведении этого кого-то и несуразности в аргументах следствия и суда.

Одной из таких несуразностей было самое первое, так называемое, покушение на Урала Рахимова. Судом этот эпизод рассмотрен, как бы досконально изучен, роли участников как бы определены, а мотив как бы осмыслен. Как бы – потому что если вчитываться в приговор, невозможно избавиться от ощущения, что суд вовсе не пытался понять, что же произошло на самом деле – при помощи обкатанных приёмов он лишь оформил версию, предложенную следствием. А версия эта, прихваченная на скорую руку, похоже, изначально была рассчитана на снисходительное судейское понимание.

По версии суда ситуация выглядит так. Изместьев поручает Финагину организовать убийство Урала Рахимова. Передаёт ему видеозапись маршрута, по которому на автомобиле передвигается сын президента, две фотографии с изображением жертвы и деньги. Разумеется, снабжает и сведениями об автомобиле, уточняет маршрут, которым Рахимов- младший из центра Уфы, где на улице Коммунистическая расположен его офис, ездит в загородный пансионат у деревни Волково. Финагин, в свою очередь, ставит задачу перед бригадой и та начинает отрабатывать маршрут. Бойцы приходят к выводу: покушение удобнее всего организовать на улице Свободы – подорвать заминированную машину, когда мимо будет проезжать авто Рахимова. По понедельникам бригада ставила заминированные «Жигули» у дома №41, но «объект» на улице Свобода так ни разу и не появился. Покушение сорвалось.

Если развернуть карту Уфы и пригородов и проложить на ней маршрут от деревни Волково до улицы Коммунистическая, то возникнет очень смешная ситуация. Выезжая из офиса в пансионат или возвращаясь из пансионата в офис, Рахимов-младший никак не мог проехать по улице Свободы — она находится в северной части города, от неё до офиса Урала примерно 20 километров. Как можно было организовывать покушение там, куда «объект» никогда не ездил? Это всё равно как если бы нужно было взорвать «объект» в Москве, а бомбу для него заложили во Владивостоке. Это первая необъяснимая нелепость.

Нелепость вторая. Ставя задачу перед Финагиным, Изместьев сообщает ему данные на автомобиль Рахимова, но в материалах дела нет ни слова о том, что же это за данные. Нет сведений ни о марке автомобиля, ни о его цвете, ни, что самое главное, нет государственного номера. В показаниях участников операции возникает название авто, за которым они вели наблюдение – это джип «Тойота Лэнд Крузер». Однако весь город знал, что Урал Рахимов передвигался на бронированном «Мерседесе», подаренном ему Изместьевым. Причём никогда не перемещался в одиночестве – впереди и позади «Мерседеса» шли машины сопровождения. Очевидно, что покушение на жизнь сына президента было задачей практически невыполнимой.

Реализовать убийство Урала Рахимова с помощью заминированной машины было невозможно ещё по одной причине. Как утверждают компетентные источники, машины сопровождения Рахимова были оборудованы устройствами, подавляющими радиосигналы – это исключало возможность применения дистанционного взрыва с помощью радиомин. Свидетели отмечали: когда мимо проезжал кортеж сына президента, пропадала сотовая связь. Насколько мне известно, следствием этот чрезвычайно важный факт не исследовался.

Нелепость третья. В материалах дела есть показания участников бригады, которые рассказывают о том, как они, сбившись с ног, устанавливали место проживания Рахимова. Это очень интересная деталь. Зачем Изместьев, ставя задачу убить сына президента, искусственно усложнял её, вместо того, чтобы облегчить? Вхожий в семью президента, он прекрасно знал адрес, по которому проживал Урал. Исходя из всех этих несуразностей, возникает вопрос: а ставили ли перед бригадой задачу убить сына президента?

Многое из того, что происходило в Башкирии в первой половине 2000-х, невозможно рассматривать в отрыве от сложившейся там общественно-политической ситуации. Именно такой взгляд, по мнению Юрия Бушева, давал ключ к пониманию природы потрясений, обрушившихся на республику в период конституционной смены власти. Действующий президент Муртаза Рахимов катастрофически терял шансы вновь быть избранным главой Башкортостана. Несмотря на мощный административный ресурс, власть ускользала из его рук. А это неизбежно влекло за собой потерю неограниченного контроля над топливно-энергетическим комплексом, обеспечивающим многомиллионные доходы семьи. Кроме того, потеря контроля над правовыми структурами республики грозила тем, что уголовное дело, возбуждённое по факту хищения нефти, а затем благополучно прекращённое, снова вытащат на свет божий. Мало того, в ситуации, когда первое лицо лишилось бы власти, могли появиться и новые уголовные дела, фигурантами которых могли стать бывший президент и его сын. Судя по всему, в тот непростой для себя период Муртаза Рахимов испытывал состояние, близкое к панике. Врагом Муртазы Губайдулловича становился всякий, кто сомневался в его праве и дальше руководить республикой.

Несмотря на повсеместное преследование инакомыслия, в Уфе всё же нашлись люди, которые решительно противопоставили себя президенту. В первой шеренге оказались браться Веремеенко – Александр Алексеевич и Сергей Алексеевич. Это были умные, грамотные, с большим жизненным опытом люди. Сергей Алексеевич – управляющий «Межпромбанком», доктор технических наук, профессор. Александр Алексеевич — генеральный директор «Баштрансгаза», затем – руководитель Управления Министерства РФ по налогам и сборам по Республике Башкортостан. Первый из братьев заявил о своих претензиях на пост главы республики, второй решил стать депутатом Курултая – республиканского законодательного собрания. Эта пара несомненно представляла для Муртазы Рахимова опасность — оба руководителя были хорошо осведомлены о теневой жизни клана и знали, как распорядиться этой информацией.

Сергей Веремеенко

Александр Веремеенко

Чем бы ни занимался Александр Веремеенко, он неизменно доставлял президенту головную боль. Например, пытался привлечь к уголовной ответственности группу руководителей, которые выстроили схему хищения из государственного бюджета в пользу Уфимских НПЗ около миллиарда рублей и разработали способ освобождения этих заводов от налогов на сумму свыше 2,5 млрд рублей. А ведь именно от этих НПЗ кормился клан Рахимовых. Дотошный Веремеенко установил: на заводах Уфы перерабатывалось около десяти миллионов тонн нефти в год, которые не заявлялись как объект налогообложения.

Так вот, в машине, за которой следила бригада киллеров при подготовке якобы к убийству сына президента, на самом деле передвигался не Урал Рахимов, а Александр Веремеенко! Он жил за городом в микрорайоне под названием «Затон». Часть его ежедневного маршрута совпадала с маршрутом Урала Рахимова. Через улицу Свободы именно по понедельникам он ездил в районное газопроводное управление посёлка Павловка, где шла реконструкция перекачивающей станции. Это ему, Веремеенко, принадлежала машина «Тойта Лэнд Крузер». Надо полагать, именно на него и готовилось покушение. А не состоялось, возможно, по той причине, что после немалых усилий Рахимова-старшего Москва всё-таки сняла Веремеенко с должности генерального директора «Баштрансгаза».

Почему же фигурирующий в уголовном деле эпизод выглядит так глупо, полон нестыковок и противоречий? Думаю, потому, что этот реальный эпизод со слежкой впоследствии пытались подогнать под Изместьева. Нужно было показать, что бывший сенатор охотился именно за сыном президента. Но в операции было задействовано слишком много людей, чтобы их показания безупречно стыковались между собой и соответствовали легенде, придуманной следствием.

В период избирательной компании братья Веремеенко получили серьёзное предупреждение: не лезьте в политику! Это предупреждение поступило не по телефону от анонима, не в письме без подписи. Его сделал лично заместитель министра внутренних дел Башкирии генерал Патрикеев. В противном случае, заявил он Александру Веремеенко, «гранатами забросаем». Сказано это было как бы в шутку, но примерно две недели спустя действительно на территории частного дома Александра Веремеенко обнаружили свёрток с гранатами, а одну гранату сняли с двери, ведущую в подсобное помещение.

Взаимосвязь между угрозами, высказанными ответственным милицейским чиновником и подброшенными гранатами была столь очевидна, что если бы в Башкирии закон одинаково распространялся на всех его жителей, то, не исключено, что генерал Патрикеев лишился бы своей должности и даже, возможно, отправился бы в места не столь отдалённые.

История с угрозами и подброшенными гранатами – важный эпизод для понимания того, откуда распространялась зараза, в которой тонули закон, право на свободу и жизнь и где следовало бы искать источник произвола. Если бы правосудие своевременно занялось генералом Патрикеевым, возможно, не случилось бы других, более серьёзных преступлений.

Братья Веремеенко оказались людьми неробкого десятка. Предвыборная компания набирала обороты. Местная пресса отказывались публиковать материалы в поддержку оппозиционных кандидатов. Александр Алексеевич и Сергей Алексеевич вынуждены были печатать предвыборную продукцию почти за триста километров от Уфы – в Златоусте. Газеты и листовки с критикой режима Рахимова продолжали наводнять Башкирию. В Златоустовскую типографию зачастили уфимские начальники с рекомендациями прекратить обслуживание братьев Веремеенко. Там советам не вняли. И тогда Финагин получил задание: сжечь типографию! Что бригада и сделала. Это преступление тоже повесили на Изместьева. Хотя из показаний, прозвучавших в суде, было ясно: и это дело рук Урала Рахимова.

Когда у офиса сына президента «обнаружили» простоявшую месяц заминированную машину, оснащённую непригодным для взрыва механизмом, тут же, не дожидаясь итогов расследования, по всем провластным СМИ было объявлено: покушение готовили братья Веремеенко. Суть такого приёма из арсенала «грязных» технологий, до сих пор используемых в России, проста: замордовать оппонента допросами, оказать на него психологическое давление и, в конце концов, вынудить снять свою кандидатуру с выборов. К лже-ловушке попытались привязать водителя Александра Веремеенко. Его хотели арестовать, но в первый раз провокация не удалась. Поскольку имитация взрыва не произвела того эффекта, на который рассчитывали его организаторы, предприняли вторую попытку. Она тоже должна была имитировать покушение: из припаркованного на обочине автомобиля по джипу охраны Урала Рахимова, которая патрулировала улицы вокруг офиса сына президента, должна была быть произведена очередь из автомата, причём исключительно по колёсам. В действие автомат должен был привести дистанционно управляемый механизм.

Именно к такому лже-покушению готовилась бригада Сергея Финагина. О том, что все должно было произойти именно так, говорят многочисленные показания свидетелей, зафиксированные в материалах уголовного дела. Но совершенно неожиданно для участников акции всё пошло по иному сценарию. Кто-то скорректировал план операции, и небезызвестный теперь киллер Пуманэ вместо автомата установил в машине-ловушке мощное взрывное устройство направленного действия. Погибли два охранника. А сам Пуманэ странным образом был задержан во время минирования автомобиля Бушева, доставлен в милицию и там забит до смерти. Возможно, его убили, чтобы не мог рассказать, по чьему поручению изменил задание и чтобы не назвал тех, кто ему помогал. О том, что в операцию вмешались специалисты, обладающие техническими и оперативными возможностями, говорит факт, о котором мы в своё время уже подробно писали. После взрыва в машине охранников обнаружили датчик, который заставил сработать мину в машине-ловушке. Впоследствии капот вместе с датчиком бесследно исчез в недрах башкирской милиции.

После гибели охранников водителя Александра Веремеенко всё же арестовали и подвергли чудовищным пыткам. От него требовали оговорить братьев. Понимая, что жизнь водителя висит на волоске, Сергей Алексеевич отказался от борьбы за пост президента. «Грязная» технология в очередной раз доказала свою эффективность! Как только Веремеенко снял свою кандидатуру, к нему тут же потеряли интерес, а водителя, сделав инвалидом, из СИЗО освободили.

КАК ИЗМЕСТЬЕВА «ПРИВЯЗЫВАЛИ» К ДЕЛУ

Пока готовилась эта статья, свой труд завершил специалист в области уголовного права, уголовного процесса и криминалистики доктор юридических наук, профессор Давид Аминов. Он подверг анализу материалы уголовного дела Изместьева и пришёл к выводу: ни следствием, ни судом вина Изместьева не доказана. В исследовательской части эксперт отметил несколько чрезвычайно важных обстоятельств. Во-первых, он обратил внимание на тот факт, что ряд эпизодов, вменённых Изместьеву, при расследовании вырваны из контекста общественно-политической жизни Башкирии в пору избирательной компании. А между тем, именно он, этот контекст, определял юридическую природу поведения обвиняемого. Ссылаясь на нормы права, учёный резюмировал: без изучения обстоятельств, послуживших причиной возникновения цепи общественно опасных событий, невозможно провести объективное расследование и установить истинную вину человека.

Во-вторых, из материалов дела следует, что никакого покушения на жизнь Урала Рахимова не было – была имитация покушения в интересах его отца, желавшего остаться на президентском посту. Гибель людей во время второй имитации – это эксцесс исполнителя, не более.

В-третьих, специалист вскрыл механизм формирования обвинения, применённый в отношении Изместьева. Он сделал это на примере убийств и покушений на убийства, в которых обвинили бывшего сенатора. «… ни на предварительном, ни на судебном следствии в полном объёме обстоятельства названных преступлений исследованы не были, — говорится в заключении эксперта. — Значительное число пробелов и противоречий в изучении обстоятельств указанных убийств, применительно к действиям, совершенным Изместьевым И.В., подменялись домыслами и предположениями».

Эксперт привёл пример наиболее распространённого приёма такой подмены. «Вероятно для того, чтобы не утруждать себя приведением и исследованием конкретных сведений о роли Изместьева И.В. в совершении конкретного убийства, — писал эксперт, — фамилия названого лица «прячется» среди иных субъектов этого деяния, возможно, причастных к убийству. Таким приёмом следствие осуществляет «привязку» Изместьева И.В. к якобы совершенному преступлению. Иными словами, путём просто (механического) упоминания фамилии названного лица в текстах официальных документов, изготовленных следствием, производится «доказывание».

Заключение эксперта, доктора юридических наук, профессора Давида Аминова

Если корректные юридические формулировки перевести на разговорный язык, то получится, что дело Игоря Изместьева сфальсифицировано!

В этой связи уместно вспомнить пояснения бывшего эксперта-консультанта организационно-инспекторского департамента МВД РФ полковника Дмитрия Артемова, которые он ещё несколько лет назад дал адвокатам Изместьева. В начале 2000-х по заданию министра внутренних дел России полковник неоднократно выезжал в Уфу для изучения деятельности республиканского МВД, которая вызывала тревогу у федеральных властей. Ещё тогда он обратил внимание на то, что в материалах оперативного дела ничто не указывало на причастность Изместьева к преступлениям. Более того, по мнению Артемова, была настоятельная необходимость проверить сведения о причастности к теракту и другим преступлениям самих сотрудников МВД Башкирии. Полковник высказывал предположение, что все эти акции могли координироваться министром Диваевым и его заместителем Патрикеевым, а совершаться – с санкции президента республики.

ХОРОШО ИЗВЕСТНЫЕ «НЕУСТАНОВЛЕННЫЕ ЛИЦА»

Объясняя преступления, в которых обвинили Изместьева, Юрий Бушев, прекрасно осведомлённый о работе ТЭК, в совершенстве знающий скрытую часть механизма, приводящего в действие гигантский комплекс, будучи достаточно близко знакомым с ключевыми фигурами и понимая мотивы многих их поступков,   он весьма точно и убедительно объяснил мир, в котором стало возможно то, что происходило на протяжении десятка лет в Башкирии.

Бушев сумел показать: убийства и покушения на убийства, теракты мнимые и теракты реальные – это ни что иное, как способ управления обществом. Средоточие в одних руках колоссальных финансовых потоков и власти неизбежно ведёт к потере трезвой оценки реальности, к появлению целей более масштабных, дающих ещё больше власти и денег — пусть и вступающих в противоречие с законом.

Анализ событий, захлестнувших Башкирию в 90-х – начале 2000-х, выводил Бушева на обобщения тревожные и опасные. С его точки зрения (а основана она на показаниях целого ряда лиц, хорошо знавших политическую кухню тогдашнего президента) клан башкирского лидера вёл дело к отделению южно-уральской республики от России как самостоятельного субъекта международного права – националистического, происламского государства. В пользу такой версии говорили процессы, происходившие в республике. Например, в Башкирии вёлся тотальный контроль за кадровой политикой, которая обеспечивала преимущественную «бишкиризацию» государственных, общественных и иных институтов на основе личной преданности клану Рахимовых, насаждался страх перед его всесилием.

Помимо экономического могущества, клан активно формировал и силовую составляющую. В частности, на базе ЧОП «Щит» был создан отряд численностью до 1500 человек с засекреченными подразделениями, которые подчинялись непосредственно Уралу Рахимову. Клан располагал криминальной вооружённой группировкой, которую, по убеждению Бушева, использовал для достижения в том числе и политических целей.

Только на первый взгляд эта информация может показаться невероятной. На самом же деле в ту пору центростремительные силы представляли для России весьма серьёзную угрозу. Главы некоторых регионов, как правило, экономически развитых, кто робко, кто смелее прощупывали почву для обретения нового, более независимого статуса возглавляемого ими субъекта федерации. Экономическая состоятельность и политический вес опирались на мощь местных правоохранительных органов, практикующих сотрудничество с криминальными группами. Утверждение Бушева о том, что в республике создавались склады оружия и боеприпасов, вполне вписывалось в общую картину. Это его заявление получило неожиданное подтверждение. Бывший сотрудник регионального управления по борьбе с организованной преступностью МВД Башкирии майор Александр Деревянко в видеообращении к журналистам рассказал: совместно с действующим сотрудником Управления охраны объектов государственной власти при МВД республики Тимуром Тимергалиным и некоторыми другими сотрудниками милиции лично доставлял в Башкирию оружие – огнемёты, гранатомёты, взрывчатку. Сделавший столь сенсационное признание майор сегодня скрывается за рубежом.

Бывший майор милиции Александр Деревянко

Свои опасения Бушев изложил в ходатайстве на имя старшего следователя по особо важным делам Главного следственного управления при Генеральной прокуратуре России Павла Ли, расследовавшего дело Изместьева. Бушев настаивал на необходимости допросить ряд руководителей местной прокуратуры, МВД и ФСБ, которые должны были обладать информацией о рискованных маневрах клана Рахимовых.

В своём ходатайстве Юрий Бушев настаивал так же на необходимости проверить информацию и о том, что за три дня до убийства главбуха Сперанского вызывали в ФСБ и там продержали весь день. Вернулся оттуда Сперанский «очень грустным». Что это был за вызов? В связи с чем? Кто общался с опальным специалистом?

Бушев фокусировал внимание следствия на странном клочке бумаги, обнаруженном в автомобиле-ловушке возле офиса Урала Рахимова. На этом клочке оказался записан номер телефона, принадлежащий МВД республики. Чей именно это был номер? Как и почему оказался в лже-ловушке? Остались ли на нём отпечатки пальцев и если остались, то кому принадлежали?

Бушев сообщил следствию и такой факт. Его знакомый Амир Галлямов, впоследствии ставший членом Совета Федерации РФ, предупредил Бушева о том, что его готовятся убить, указание об убийстве якобы дал Урал Рахимов. Бушев требовал сделать то, что следствие обязано было сделать и без подсказки потерпевшего — допросить Галлямова.

Всего ходатайство бизнесмена насчитывало 14 пунктов. Факты, приведённые Бушевым, были столь серьёзны, что подлежали немедленной проверке. Однако ни ФСБ, ни МВД, ни Следственный комитет пальцем не пошевелили. Пойдём от обратного. Предположим, что всё, о чем заявил в своём ходатайстве Бушев, касалось бы не Рахимовых, а Изместьева. Какой была бы реакция перечисленных ведомств? Думаю, здесь нет вариантов ответа, кроме одного. И в этом всё дело!

«НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ ЗАКАЗЧИКОМ ЭТИХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ – ЯВЛЯЕТСЯ ФАКТИЧЕСКИЙ СОБСТВЕННИК ПРЕДПРИЯТИЙ БАШКИРСКОГО ТЭК»

Не в состоянии достучаться до следователей, оперативников МВД и ФСБ, сопровождавших следствие, Бушев обратился к председателю Следственного комитета РФ Александру Бастрыкину и Генеральному прокурору России Юрию Чайке. Свои письма он назвал так: «Заявление о преступлении». Бушев собрал воедино доказательства невиновности Изместьева и доказательства виновности Рахимовых. Он указывал на то, что следствие ведётся необъективно, односторонне, что не исследуются иные версии преступлений, кроме версии виновности Изместьева. Следствие, по мнению Бушева, явно выгораживало Рахимовых, спрятав их за стыдливой формулировкой «неустановленные лица». Бушев доказывал: все они установлены, доказательств их вины в материалах уголовного дела достаточно для того, чтобы обоих привлечь к уголовной ответственности.

Неустановленные следствием лица — Урал и Муртаза Рахимовы

Назвав поимённо «неустановленных лиц» в обращении к ответственным за соблюдение законности в стране чинам, Бушев тем самым поставил их перед непростым выбором: или признать «неустановленные лица» установленными со всеми вытекающими отсюда последствиями, или известные всем персоналии по-прежнему читать «неизвестными», взяв на себя всю юридическую ответственность за уклонение от расследования деятельности отца и сына Рахимовых. Оба выбрали второе.

Заявление о преступлении Юрий Бушев направил Генеральному прокурору РФ Юрию Чайке и Председателю Следственного комитета РФ

Заявление Юрия Бушева о преступлении Председателю Следственного комитета РФ Александру Бастрыкину

Последняя инстанция, куда обратился Бушев, был президент Российской Федерации Владимир Путин. Письмо переправили в Генеральную прокуратуру. Чиновник по фамилии Куталия ответил дежурной отпиской. Всё. Дальше идти было некуда. Бушев исчерпал все возможности, предоставленные ему законом.

Но был в нашей драме ещё один акт, оставлявший надежду – суд. Однако судебное следствие, по сути, стало продолжением следствия предварительного – не объективного, однобокого, предвзятого. Суд не устанавливал истину – он назначал виновного. Приведу лишь несколько выдержек из заявления свидетеля Вахтинской, которое она направила в Квалификационную коллегию судей Москвы. Они дают представление и о квалификации судьи, и о её культуре, и о цели, которую та, видимо, заранее поставила перед собой.

«Судья Гученкова Е.А. неоднократно в грубой форме, на повышенных тонах и даже переходя на крик, прерывала мои показания…» ;«…судья Гученкова Е.А. не давала мне возможности подробно изложить суду известные мне обстоятельства… Мне нельзя было пояснить… дать развёрнутый и мотивированный ответ… Судья Гученкова Е.А. принуждала меня к даче односложных ответов на те вопросы, которые ей… по необъяснимой для меня причине не нравились, вызывали её нескрываемое раздражение, что постоянно выражалось также в её различных мимических гримасах»; «… при продолжении моего допроса судья Гученкова Е.А. стала формулировать вопросы таким образом, что исказила мои показания по сути и в утвердительной форме требовала моего подтверждения о наличии конфликта между Изместьевым и Кузнецовым… После этого она стала делать собственные выводы из моих ответов и комментируя их в присутствии присяжных. Формулировать вслух мои ответы своими словами, при этом искажая их суть»; «…судья Гученкова Е.А. в нарушение ст.23 Конституции РФ… без всякого на то основания выясняла у меня сведения, составляющие тайну личной и семейной жизни…»

Эти сведения, писала Вахтинская, «не имели никакого отношения к делу, но способны (были) создать предубеждение у присяжных заседателей в отношении меня как свидетеля…» К заявлению была приложена аудиозапись судебного заседания.

Судья Елена Гученкова

Увы, деятельность судьи Гученковой не стала предметом изучения в Квалификационной коллегии судей. Из чего напрашивается вывод: Кодекс судейской этики, видимо, не тот документ, с которым сверяют своё поведение судьи столицы. С помощью ряда ухищрений судья Гученкова, как считают, избавилась от присяжных заседателей и судьбу подсудимого полностью взяла в свои руки.

Процесс над Игорем Изместьевым интересен не только с точки зрения изучения поведения судьи, поставленного законом в исключительные условия, но и с точки зрения изучения трансформации органа из института, где должен идти поиск истины с непредсказуемым результатом, в мастерскую по изготовлению заказных изделий.

У Изместьева не было шансов. Ситуация для него усугубилась ещё и тем, что судье Гученковой подобрали отличного партнёра – государственного обвинителя не откуда-нибудь, а именно из Башкирии. Им стала прокурор Юлия Сафина. В своём «Заявлении о преступлении» на имя Генерального прокурора России Бушев обратил внимание должностного лица на весьма своеобразную роль Сафиной в суде. По мнению Бушева, государственный обвинитель сделал всё возможное, чтобы рука Фемиды не коснулась Урала Рахимова. Несмотря на то, что фамилия сына президента как заказчика ряда преступлений в судебном заседании звучала неоднократно.

В заявлении Бушев приоткрыл «кухню» работы Сафиной. Если бы Генеральная прокуратура провела проверку фактов, приведённых потерпевшим, и нашла им подтверждение, государственный обвинитель могла бы сама попасть под статью Уголовного кодекса. Но Генеральная прокуратура в поведении государственного обвинителя не увидела ничего предосудительного, и проверять заявление Бушева не стала.

Такая деталь. Ещё работая прокурором Кировского района Уфы, Сафина соприкоснулась с делом, которое эпизодом мелькнуло в судьбе бывшего сенатора. Когда водителя Александра Веремеенко арестовали и под пытками вынуждали оговорить и своего шефа, и его брата, кандидата в президенты, Сафина в суде требовала оболганного водителя заключить под стражу. Хотя для такого ходатайства у прокурора не было никаких оснований.

Обращаясь в высокие инстанции, Юрий Бушев пытался разорвать недопустимый тандем при отправлении правосудия – гособвинитель — судья. Однако все его усилия оказались напрасны.

В одном из заявлений Бушев писал: «Предварительное следствие по вышеперечисленным уголовным делам… даёт возможность осознать всю глубину кризиса, поразившего систему правоохранительных органов в сфере защиты личности, общества и государства от организованной преступности». С этим невозможно не согласиться. На примере дела Изместьева очевидно: вся система правосудия в широком понимании оказалась ущербной. Ни Конституция, ни Уголовный кодекс, ни масса других нормативных документов, регулирующих нашу жизнь, оказались не в состоянии обеспечить справедливость. Складывается впечатление, что в государстве оформилась структура, которая живёт по своим собственным правилам. Следователи и начальники следователей, оперы и начальники оперов, прокуроры и судьи – все они словно члены некоего ордена, вступать в противоречие с которым бессмысленно, а порой и опасно.

Юрий Бушев умер осенью 2016-го от рака. Тяжёлое ранение, потеря близких и знакомых, уголовное преследование, год в следственном изоляторе, жизнь в постоянном напряжении… Не будь всего этого, возможно, и не свалил бы его страшный недуг. Поэтому, мне кажется, Бушев не умер. Он погиб.